Разговор 1
За окном сновали люди. Почти все с сумками, пакетами или чемоданами, баулами… Почти все шли в одну сторону. Только что объявили о том, что этот поезд подошел к этой платформе. На верхних полках, уже полные ожиданий валялись матрасы, а рядом — свежее накрахмаленное свернутое белье.
В коридоре послышались разговоры и шаги, и мимо купе прошли двое мужчин с большими сумками. Затем еще шаги и разговоры…
К купе подошел молодой человек и, заглянув во внутрь, сделал шаг вперед. Кинул сумку на верхнюю полку и вышел в коридор.
Спустя пару минут туда зашли две пожилые женщины и, аккуратно положив багаж под одну из кроватей, вышли со словами «пойдем, лучше, на улице поговорим»…
Затем вошли мужчина с женщиной. Он положил сумки наверх, в специальную нишу, затем поцеловал ее в щеку, и сказав, что не он сам себя отправляет в командировку, а затем, что-то про детей, попрощался. Она вышла, а он сел на кровать, поближе к окну…
Потом была женщина с грудным ребенком. Ее никто не провожал, и сумка была только одна. Слезы на глазах.
Прошло еще какое-то время, и люди за окнами заспешили. В купе вошла та самая пожилая дама. Парень все еще стоял в коридоре напротив двери и смотрел на рельсы, которые спустя несколько секунд попятились — двинулись вправо. Пожилая дама махала своей подруге (она уже сидела у окна). Мужчина достал газету и пялился на одну из страниц. Женщина сидела напротив него, смотрела куда-то влево и вытирала слезы. Ребенок, по-видимому, спал и видел сладкие сны.
Молчание.
Пожилая дама: Все. Уехали. Здесь проводили, там встретят…
Молчание.
П.д.: Хорошо, что я не одна еду… Один раз путешествовала совсем одна… Жутко… Одиноко… Страшно…
Молодой человек (громко из коридора): А я второй раз путешествую один…
Молчание. Мужчина перелистнул страницу. Женщина достала платок, вытерла слезы и, вроде бы, перестала плакать.
П.д.: А еще я помню, как, когда мы в Самарканд поездом ездили, раков в Казахстане покупали…
Она мечтательно положила подбородок на правую руку.
Мужчина (продолжая пялиться в газету): Ага… Было это, небось в далеком седом дцатом году… Когда еще карты были старыми и материки целыми… А теперь… о том, как их готовят, вы и не задумываетесь…
П.д. оживилась и подхватила разговор: А что в этом такого? Как их можно готовить?…
М.: По-разному…
— А вы представьте себе, — заглянул в купе молодой человек, — Лежите, значит, вы в старом ржавом ведре. Под вами мертвый товарищ, слева и справа… Воздух спертый такой… И, вдруг, тряска. Качает. Ведро переворачивают, и вы падаете в какую-то грязную, вонючую воду. А вода горячая, но еще не кипяток, так что вы живы, но вам горячо… Очень. А потом вы видите, как сверху на вас летит зелень всякая и соль. И, что еще хуже, эта соль комками лезет вам в рот, нос, уши и глаза (вы же как самая живая на поверхность выбрались). Вы ее убираете, а она все лезет и лезет. Снова и снова… А вода становится все горячей и горячей… Пока не превращается в кипяток. И вы краснеете…
Молчание. Молодой человек снова повернулся к окну и сложил руки крестом у груди.
П.д.: А когда я была маленькой…
М. (себе под нос): Была? Надо же… И такое было?
П.д. обиженно посмотрела на мужчину, показывая ему, что все слышала.
У мужчины, кстати говоря, были черные борода усы и волосы — все средних размеров с седыми прожилками, усталые грустные глаза, переменного коричнево-зеленого цвета, измученный взгляд борца за осуществление своих, никому непонятных и неинтересных, идей и наглый вид. Все в его движениях говорило о надменном, эгоистичном характере.
М.ч. вошел внутрь и сел рядом с П.д., прямо напротив М. Затем положил свой взгляд на противоположную верхнюю полку и, сложив руки крестом, выдал: Я не верю в Бога.
М. подозрительно взглянул на юношу из-под газеты: Ты только не начинай!
М.ч., не обращая внимания на М., продолжил: Конечно, раньше я в него верил. Я даже молился на ночь…, но в один прекрасный, солнечный, наверно, майский (по крайней мере, мне так хочется считать) день…
— А ученые уже доказали, — перебила его П.д., — что вся вселенная, и мы вместе с ней, — всего на всего разыгравшееся воображение одного смертельно больного маленького мальчика. Правда, еще точно не установлено, сколько ему лет, когда он умрет и что произойдет с нашим миром с приходом его смерти.
М. встал, сложил газету и полез на свою полку, бормоча себе под нос: Нет. Она точно ненормальная… Вы психи…
М.ч.: К вашему сведению, я не псих, а высказываюсь. Если честно, мне совершенно на вас наплевать. Я выйду из этого поезда и вас больше никогда не увижу. И, слава богу. Зато, все, что накипело останется на полках и матрацах этого вагона, а не у меня в душе.
М. свесился с верху: Именно поэтому все надо выливать на меня, да?
М.ч.: А вы можете меня и не слушать. Я вас не заставляю…
М. недовольно ворча себе под нос: Еще бы меня заставляли…
М.ч.: Так вот, окончательно я отказался от бога в один солнечный день, когда встретил на улице священника, нарушающего заповеди… Впрочем, какие заповеди — неважно. Важен сам факт. И я подумал, что раз он сам их нарушает, значит, не верит в бога…
М., бубня себе под нос: Нашел место для исповеди…
Молчание.
П.д.: А я однажды видела, как звезда падала в молоко…
М. громко вслух: Замечательно… Она все-таки сумасшедшая!
Длительное молчание.
М.: Раз вы все такие умные, то, может, скажите, кто снял «Амаркорд»?
П.д., смотря на стол, неожиданно удивленно проговорила: Земляника…
М.: Нет, полоумная моя… Не подходит. Тут шесть букв.
П.д., не обращая внимания на едкий комментарий М., с восторгом в голосе продолжила: Земляника в молоке!
М.ч. удивленно взглянул на нее. Так, будто П.д. оказалась его старой знакомой, ранее не признанной. М. осторожно свесился сверху и посмотрел на нее так, будто произошло чудо. Женщина снова заплакала. П.д. продолжала восхищенно смотреть в одну точку стола.
Разговор 2
В купе было тихо, и только колеса где-то рядом переговаривались друг с другом о чем-то своем, глупом.
— Земляника в молоке, — тихо повторил парень. — Интересно, почему эта сумасшедшая увидела именно землянику в молоке?..
— Земляника в молоке, — проговорила та, — очень интересное, вкусное, но дорогое блюдо…
— Земляника в молоке…, — протянул мужчина.
«Земляника в молоке», — подумала женщина и продолжила плакать.
Ребенок спал.
— Когда я любил в первый раз, — начал ни с того, ни с сего мужчина, — а это было достаточно давно… Я любил по настоящему. Ее звали Елена. Прекрасное имя… Она очень любила картину одного художника… Никогда не мог запомнить его имя… У него только та картина была выдающейся, а все остальные — так себе… «Земляника в молоке». Картина висела у нас дома. Всегда, когда нам становилось грустно, мы садились на диван, и сидели обнявшись, и смотрели на картину. Но потом произошел пожар… Картина сгорела. Лена заболела чем-то… И все. Теперь только воспоминания и другая жизнь…
«…Другая жизнь, — подумала женщина, — другая, и, наверно, без настоящей любви… Так всегда. А Артур очень любил песню «Земляника в молоке» какой-то малоизвестной группы… Как же там было?..
…Красные точки
В белой воде —
Много мирочков,
А я — один.
Много их разных:
Кислых и сладких
Зеленых и красных,
Но все…
Все с каждой чертой,
И каждый — один…
В общем, слова не помню, но суть песни заключалась в том, что у каждого — свои проблемы. Каждый хочет, чтобы их было как можно меньше и поделиться ими с другими, но каждому не хочется слушать другого… Артур…»
Женщина заплакала еще сильнее…
— Земляника в молоке, — продолжил парень. — Звучит как абсурд какой-то. Я только слышал это слово: «Земляника», но никогда не видел. И не пробовал ее.
— А уже и не попробуешь, — посмотрел на него мужчина. — После войны она исчезла. Это, конечно, странно… Остались Бананы, киви, арбузы, дыни, инжиры, черника, ежевика, клубника… Да много чего… Но исчезла земляника, — тут он усмехнулся и договорил: — сожжена мировым пожаром…
— А, может, она где-нибудь все еще сохранилась?..
— Навряд ли… Но поискать, если есть желание, можешь…
— Есть. Надо же хоть чем-то себя занять. Надо же хоть ради чего-то жить…
— Надо. Ты прав. Особенно в твоем возрасте. Именно поэтому я сейчас еду в этом поезде.
«И я», — подумала женщина.
— Берешь землянику, — с восторгом стала объяснять сумасшедшая, совершая движения в воздухе, как будто она действительно собирается есть землянику и просто поясняет свои действия, — столько, сколько тебе хочется. На тарелку. В тарелку заливаешь молока. Но только как клубнику ее мять не надо. И сахар не стоит добавлять. У нее же такой аромат тонкий, прекрасный… Зачем портить его, затенять или усиливать…
— А вы ее когда-нибудь пробовали? — спросил молодой человек.
В этот момент, показалось, будто у старухи кончился приступ. Она серьезно, осознанно посмотрела в глаза парню и выдала:
— Конечно. Я же не всегда была такой. Я была и маленькой. И войны тогда еще не было. И было светло и земляники было много…
Мужчина молчал и слушал. Старуха рассказывала. Молодой человек тоже молчал. Женщина плакала, а ребенок спал.
Разговор 3
Когда П.д. закончила, М. набросился на Ж.: Да сколько ж можно плакать!? Вы плачете всю дорогу. Мои нервы этого не выдержат. Даже те полчаса, которые нам осталось ехать! Вы же взрослый человек!
М.ч. встал и вышел в коридор. Ж. не переставала плакать. Ребенок не переставал спать. М. не переставал ворчать и разгадывать кроссворды. Колеса не переставали петь. А П.д. — болтать. Каждый думал о чем-то своем.
Так прошло полчаса.
Наконец, поезд замедлил ход.
Остановился.
М.ч. взял свою сумку и, бросив «до свидания», не дожидаясь ответа, ушел.
Затем П.д., уже заранее, достав свои вещи, вышла из купе и направилась направо.
М., ничего не говоря, последовал за ней.
Ж. продолжала сидеть и плакать, смотря в окно. Там прошел тот самый Молодой человек, о чем-то задумавшийся, смотря вперед, через людей. Затем Пожилая дама со своей подругой, болтая, сама с собой. Потом Мужчина, с улыбкой на лице, к которому навстречу бежала какая-то женщина. Он крепко поймал ее в свои объятия и поцеловал в губы. А затем сказал, по-видимому, что-то типа: «Ну, вот я и вернулся… Командировка прошла удачно…»
Женщина встала и вышла из купе, оставив все свое внутри, на полке.
Ребенок продолжал спать.