Было прохладно, что-то около 25 градусов по Цельсию. Беспомощное солнце периодически прикрывалось пышными тучками. На большом дубовом столе стоял полный, горячий чайник, пиала, лежали блокнот с механическим карандашом, и в позе мыслителя сидел задумчивый мужчина. Блокнот был открыт на чистой странице, но нутро его было все покрыто серыми закорючками — это были слова.
Вдруг, мужчина пошевелился и слез со стола. Затем чуть прошелся по комнате, разлохмачивая голову и произнося какие-то несвязные фразы по типу: «печка и гречка… нет, не то» или «печки и почень… совсем не то». По внешнему виду и походке человека можно было бы заключить, что внутри его головы бардак не меньший, чем снаружи.
— Эврика! — выкрикнул ни с того, ни с сего человек и бросился к блокноту: Гаврила был… Нет… Это уже было, — он снова выпрямился и прошелся немного по комнате. Затем подошел к чайнику и наполнил пиалу. Взял в руки и стал потихонечку смаковать чай.
Значит так, — думал он, — мне надо сейчас написать какой-нибудь шедевр… Что-то броское, яркое, запоминающееся… Может, дописать то, забавное?.. Как там было?
…Мысль пьяная ползет…
…Дождь идет? Да, дождь идет!..
…Мысль пьяна, да в дребодан…
…Дождь плюс крыша — барабан!..
…Мысль — как дыра в свету…
…Дождь идет, а я — ползу…
Нет… это, кажется, вступление к чему-то было… к чему-то… к чему-то пьяному и глуповатому…
Надо что-то придумать… что-то надо. А вот: Няня сидела на ветке и пикала: «милые детки…» Нет. Это не я. Это Саша Черный до меня написал.
А вы знаете, что У?..
Может, действительно написать сборник стихов: «А вы знаете, что У?»
Ба-арда-ак!!!
Прошелся до кухни, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь здравую мысль в своем мысленном мусоре. Заглянул в холодильник. Что-то пустовато. Кроме сырка плавленого «Дружба», одной штуки, масленки пластмассовой, хлеба, одной буханки, и колбасы «Докторской», один килограмм, там не было ничего соблазнительного. Взял плавленый сырок и, возвращаясь назад, развернул и стал есть. Эту гадость он каким-то образом откопал на одном из рынков и купил только для того, чтобы тот пылился в холодильнике и напоминал о былых временах… Былые времена… А раньше, ведь, он был видным поэтом, часто публиковался в местной газете и получал за это гонорары… А теперь… Холостяк уже не первой свежести… С щетиной… С тусклыми, уставшими от жизни глазами… С сединой…
О чем сейчас хочет узнать народ? О достижениях партии? О великости державы? Ну, тут уж и без него все наслышаны о том, что инфляция в этом году значительно ниже, чем в предыдущем. И рост начался… вот уже второй год. И производство выросло на 500 процентов. И так далее. И тому подобное. Россия возрождается! Можно попробовать написать что-нибудь патриотическое и продать «Идущим на…», то есть «вместе»… Что-то по типу…
Он подбежал к блокноту и стал марать девственно чистую страничку серыми следами:
Путин — наш президент!
Да здравствует Путин, Ура!
Возрадуйтесь все: и плотник, и мент!
Наш Путин — не человек, а гора!
Точно, и восклицательных знаков с Путинами побольше… Впрочем, с ментами он, кажется слегка перебрал. Но зачеркивать не стал, а просто положил карандаш рядом с блокнотом. Снова взял пиалу и попытался сделать глоток, но тщетно — чай там уже кончился. Пришлось наливать еще порцию. И снова смаковать. Горьким, противным, Грузинским чаем. Который в его квартире появился так же, как и сырок…
Надо писать на заказ. Но только кому он с его неуклюжими советскими стишками нужен? Разве только какой-нибудь мало известной «Партии любителей секса»… И то только потому, что он дешевле других… поэтов…
Тупик. Давно он так не тупил. Надо или развеяться или завязывать со всем этим… Только если начнет развеиваться, то сможет выйти из запоя лишь недели через две… А кушать тоже хочется. Да, за квартиру надо платить… А завязывать нельзя. Опять же потому, что кушать хочется и спать негде, да-а…
Надо собраться с мыслями… Мысли… мысль…
Он опять подбежал к блокноту и начал кропать. На этот раз его несло не на шутку:
Мысль блещет среди тьмы.
Я, она, мы вместе, мы.
Мы как звуки в тишине,
Нас лишь двое на земле.
Я живу — она живет,
Я умру — и все умрет.
Она — вирус, я — никто
Она вечна, я — ничто.
Она сильная, о да!
А я — слабый, как всегда
Я умен — она умней.
Я силен — она сильней.
Я жив, я мыслю, размышляю
И мысли на бумаге выражаю.
А мысль блещет среди тьмы.
Мы с нею вместе, это мы.
Мы с нею вместе навсегда,
Не разлучимся никогда…
Никогда…
…когда…
…да…
…
Было все еще прохладно — что-то около 26 градусов, а всклоченный человек, ходящий по комнате из угла в угол, никак не мог собраться с мыслями. Каждое новое стихотворение было или дурацким, или уже до него. Зато он все еще знал, что дважды два — четыре, и пока что мог спокойно говорить об этом вслух. Чай остыл и теперь тоже был прохладным, пиала пустовала, а блокнотик все больше и больше покрывала грифельная грязь. На улице были тучки, и уже начинался небольшой дождик. А в квартире, кроме стола и стула, уже не было никакой другой мебели…