…Деревня к югу от Ритана, километров за пятьдесят от весенней стоянки сабуаранов, практически ничем необычным от остальных деревенек не отличалась — такая же обшарпанная, такая же пыльная, такая же полная песка и разбитая. Единственное, чем она гордилась — были её частокол и высокий забор. Через него не могли пробраться даже самые проворные хищники. Многие сабуараны, сбившиеся с пути, даже долететь до верхушки забора не могли…
Тень здесь была, как и везде, густой, но при этом достаточно жаркой. Растения здесь были, как и везде, большие и выгоревшие. Люди здесь, в основном, жили за счет охоты и немного за счёт ведения сельского хозяйства. Собирательство не приветствовалось…
…
Из года в год на его голове скапливалось все больше пыли. И некому было ее смахнуть. Вначале условия жизни не позволяли ему подпустить к себе кого бы то ни было, потом рефлексы и забитость, а теперь его возраст и силы. Многие в нем уже видели не того маленького, забавного, юркого и веселого мальчугана Мани, которым тот был шестьдесят лет назад, и не того доброго, большого и сильного Манфа, которым он был сорок лет назад, и не того целеустремленного, сильного и решительного Манфреда, которым он был каких-то жалких двадцать лет назад, и даже не того глубокоуважаемого, серьезного, почтенного господина Манна, которым тот был лет десять назад, а старого, слабого, но все-таки уважаемого и мудрого дедушку Манфри.
Сейчас все смотрели на него в ожидании. Племя ждало его слова. Его решающего, мудрого слова, которое должно было решить судьбу не только двадцати жизней, но и его самого. Только ветер гулял по песчаным просторам — так было тихо.
— Убить, — наконец, сказал Манфри. — Конечно, мы все любим Аниту, но ее надо убить. Если мы не сделаем это, то можно считать, что все мы, пытающиеся выжить вот уже в течение полувека, сдались. Вы все знаете, на сколько опасен вирус эритофиров. Если мы оставим ее в живых, то сами заразимся, как и миллионы других мутантов, живущих в мире, отгороженного стенами нашего города.
Дедушка говорил тяжело и медленно. Слова вываливались из его полузубого рта как не пережеванная манная каша. Но, несмотря на это, все понимали его, его слова и мудрость его слов. Потому что вирус был действительно опасен. Из-за него у людей отваливался «симпохир», а сами люди погибали в страшной агонии в течение недели. По крайней мере, так погиб несколько лет назад Тодли, один из величайших охотников племени. Кристи, гордость племени и любовь всех жителей также погибла около года назад. Люди умирали редко, а от «эритофира» еще реже, потому что обычно соблюдали меры безопасности. Для этого перед выходом в мир надо было омыть все свое тело холодной водой, а, по возвращении в город, надо было принять горячую ванну из мочи копитов. Но Анита… Анита посчитала, что подобными предосторожностями можно пренебречь и по возвращении не сделала то, что следовало. Сейчас она утверждала, что чувствует себя прекрасно, а отсутствие симпохира вообще никак не сказывается на ее организме (впрочем, без него было как-то немного непривычно), но все знали, что это только сейчас, что скоро начнутся муки и боли, и, более того, находясь здесь, она подвергает опасности все племя.
— Может, ее стоит просто отпустить? — подал голос Калиус, ведущий следопыт деревни.
— Опасно и бесчеловечно, — с грустью в глазах проговорил дедушка Манфри. Он сам не хотел, чтобы милая Анита, так сладко умевшая петь, умерла, но он понимал и опыт ему подсказывал, что если они не сделают этого сейчас, то бедная девушка умрет в одиночестве и муках. Умрет в неизвестности, в жестоком мире, ненавидящем ее за то, что она родилась.
Все молчали. Многие грустно смотрели в песок, все еще отдающий тепло в уже остывающий от вечера воздух.
— Значит так тому и быть, — грустно проговорил Скайтон, избранный глава племени. — Думаю, наибольшее право на оказание такой услуги Аните имеет лишь ее муж, — он взглянул на человека с заплаканным лицом. Это был Тэрри, муж Аниты. Они поженились недавно — три месяца назад. У них все еще была страстная любовь, и бессонные ночи. Сам Тэрри был достаточно посредственным охотником и чуть-чуть механиком, но ничего, кроме как собрать тостер из имеющихся запчастей с помощью инструкции, толком сделать не мог. Любовь их длилась достаточно долго и племя возлагало на эту пару большие надежды — тех, кто мог продолжить род было не так уж и много…
— А как же дети? А племя?.. — выбросил в сторону Скайтона Калиус.
— Ничего не поделаешь. Дедушка Манфри прав. Если мы этого сейчас не сделаем, то рискуем погибнуть.
Калиус замолчал. Скайтон подошел к Тэрри и протянул ему свой пистолет.
Крепись.
Тот поднял взгляд на Скайтона, затем удивленно взглянул на пистолет и несмело протянул к нему руку. Дрожащими руками прижал к себе. Смахнул слезу. Встал и пошел в карантинное отделение.
Племя соединилось в чувстве потерянности и пустоты. Всем было одинаково грустно и плохо. Ветер подвывал, поигрывая флюгерами. В темноте раздавались тяжелые шаги Калиуса, который обреченно шел к «карантинке». Многие отвернулись и, закрыв глаза, о чем-то то ли причитали, то ли молились. Дверь распахнулась, а затем громко закрылась. Раздались женские крики, просившие о том, чтобы Калиус не делал этого. Потом выстрел. Кто-то моргнул, кто-то пустил слезу. Тишина. Затем еще один выстрел. Дедушка Манфри тяжело вздохнул, подумав про себя о том, что Скайтону еще многому надо учиться (например, тому, чтобы оставлять в таких ситуациях только одну пулю в пистолете). Скайтон перепугано взглянул на него, а затем в сторону двери. Туда уже кто-то бежал.
Уже раздавались крики по типу «они мертвы», «не может быть», «боже мой». Скайтон бросился в сторону криков…
…
— Что ты здесь делаешь? — осведомился дедушка Манфри у Скайтона, медленно шаркая к нему. Тот стоял у священной книги и, казалось, что-то пытался в ней вычитать.
— Пытаюсь найти успокоение и мудрость.
— Первое ты, скорее всего просто не сможешь здесь найти, а если найдешь, то не сможешь прочитать. А второе… Второё к тебе само позже придет.
Вчера племя лишилось двух своих жителей: Тэрри и Аниты. Нельзя сказать, что это была большая потеря для общества, но это была большая потеря для вымирающего городка, борющегося за свое существование. Стариков становилось всё больше, а вот молодые потихоньку исчезали. Это могло означать только одно: через тридцать-сорок лет от племени практически ничего не останется.
Диалог сейчас проходил в церкви — единственной святыне деревни. Книга была большой, толстой, серой, старой и пыльной. В ней что-то было написано, но только дедушка Манфри мог прочитать буквы, написанные в ней. Впрочем, он никогда никому не читал…
— Научи меня читать эти буквы! — повернулся Скайтон и взглянул в глаза дедушки.
— Этому научить невозможно. Это можно только почувствовать. Только долго изучая её и свои чувства можно научиться этим буквам.
— Как это? Объясни, пожалуйста, подробнее.
— Сядь, — указал дедушка Манфри на скамейку, а сам подошел к книге. Скайтон сел и стал внимательно слушать и смотреть.
— Это непростая книга. Очень непростая. Я, конечно, стар, память моя ни к черту, но кое-что я всё-таки помню, как будто это было вчера… Впрочем, к чему это я?.. Так вот, книга… Я этого никому никогда не говорил и не уверен, что правильно поступаю, говоря тебе об этом, но книга очень непроста. Вслух прочитать то, что написано в ней невозможно. Здесь записаны чувства. Я не знаю, как это объяснить… Ну, наверно, видя символ, правильно настроенный мозг обрабатывает его и вызывает определённые чувства. Для кого-то это просто закорючки с черточками, но для знающего человека… Это книга знаний, это книга чувств, это книга успокоения и мудрости.
— Я не понимаю… Как чувства можно записать?
— Ну, скажем, за сто лет до войны люди вынуждены были писать огромные произведения и снимать фильмы лишь для того, чтобы записать одно — два своих чувства. А для того, чтобы восстановить эти чувства им, соответственно, приходилось все перечитывать и пересматривать. По-видимому, за несколько лет до начала войны, ну, скажем года за три — четыре, люди научились записывать символами свои чувства. Я не знаю, как они учились читать свои чувства, но одной — двух закорючек достаточно для того, чтобы передать целый букет эмоций. Вот, например, эти закорючки, — дедушка Манфри ткнул пальцем в середину страницы, — или нет?.. Нет. Эти, — палец переместился ниже, — это чувства успокоения и умиротворения. Подойди, посмотри…
Скайтон встал, недоверчиво подошел и взглянул. Он видел просто незнакомые, ничего не значащие символы. Мало того, что он не мог их прочитать, так ещё и не мог нормально разобрать.
— А почему вот эта закорючка повторяется несколько раз? Вот тут, тут, тут… вообще, на этой странице много раз, — вопросительно посмотрел на дедушку Манфри Скайтон.
— Чувства нельзя характеризовать однозначно, — с видом мудреца произнес Манфри, — За частую то или иное чувство представляет собой совокупность чувств…
— Занятно… А как ты ее нашел?
— Это было, когда я ещё путешествовал и был одним из самых молодых скаутов племени. Наткнулся случайно… Долгая история. Потом как-нибудь расскажу. Я сегодня устал и хотел бы пораньше лечь спать, если ты не возражаешь?..
— Нет, нет. Конечно, — замотал головой Скайтон и, пожелав прохладной ночи, вышел.
Дедушка вздохнул, вспомнив ту историю с книгой, и направился в свою комнату…
…
По деревне бегали огни и раздавался колокольный звон. Было очень темно и жарко. Все охотники уже заняли свои позиции и были готовы защищаться. Дедушка Манфри вышел из церкви и мудро взглянул в сторону звуков, рождавшихся за пределами города.
— Что это? — крикнул Скайтон смотрящему на колокольне.
— Это мутанты, — спокойно проговорил дедушка Манфри и взглянул на Скайтона, ожидая его реакции.
— Это мутанты! — прокричал смотрящий. — Штук тридцать-сорок. Идут в нашу сторону с оружием.
— Видящие готовы? — крикнул Скайтон в воздух, не обращая внимание на Манфри.
— Да, сэр! — раздалось пять мужских голосов с разных сторон.
— Держащие?
— Да, сэр! — раздалось со стороны стены женские голоса.
— Бойцы?
— Я готов, — раздался хриплый мужской голос с той же стороны.
— Выключить свет. Приготовиться к ночи.
Приготовиться к ночи?.. Сколько раз дедушка Манфри сам отдавал это приказ. Сколько раз он сам готовился… Конечно, энергетически затратно это всё, но очень эффективно в бою. После боя, вспоминал Манфри, голод ужасно мучает и сил нет, но во время боя… Когда тьма как занавески расступается перед тобой и ты видишь всё как на ладони… Как, интересно, мутанты вообще могут жить без симпохира?..
— Мани! — раздался до холодного пота знакомый голос за стенами города. Кажется, это был Чарли… Он говорил в усилитель. Но как же так?.. Он же умирал… Без симпохира… и ушёл в пустошь для того, чтобы никого не заразить и не беспокоить… Как же это было давно… — Мани! Это я, Чарли! Я жив. Я знаю, как тебя вылечить…
— Не слушайте его, — поднял посох вверх и закричал что есть силы Манфред — Мне не нужно ваше так называемое лечение! Оно подобно смерти! Ваша мутация тому доказательство.
— Мани, симпохир — вот, что результат мутации! Он убивает в тебе разум и способность к развитию, давая сомнительные способности…
— Ты долго будешь стоять, развесив уши? — рявкнул Манфред на Скайтона.
— Огонь! — как будто очнулся тот.
И гром выстрелов заполнил сухой, жаркий воздух. Племя отстреливалось от мутантов, но потери у противника были немногочисленны: те, кого убивали, снова поднимались на ноги и шли в наступление. Потихоньку выстрелы стали стихать — стрелявших из города в живых осталось очень мало. А затем вообще не осталось. Огромные ужасные мутанты с легкостью прыжками преодолевали высокие заборы и частокол. Вся деревня озарилась как в день — такой яркий свет шёл от мутантов. Криков практически не было — некому было кричать.
К дедушке Манфри подошёл один из мутантов и сказал голосом Чарли, что поможет ему… Чарли… Тот самый Чарли со странным именем «Дьюпруа»…
Они познакомились во время одного из путешествий Мани… Потом вместе занимались обустройством города, вместе охотились и дружили. Вместе нашли книгу, правда Чарли так и не смог прочитать ее так, как надо…
Как же так?.. Чарли, который умирал. Чарли, который ушел. Чарли который… теперь стоял перед ним?..
…
— Бедный, бедный Мани, — стоял Чарльз в тёмной комнате перед стеклом, за котором туда сюда ходил дедушка Манфри, и причитал. Он повернулся к своему помощнику и осведомился, не нашли ли чего-нибудь еще.
— Ну, на складе было найдено несколько ружей с холостыми патронами. В одной из хижин, на кровати, двое мёртвых: мужчина и женщина. Смерть наступила в результате выстрелов в голову с очень близкого расстояния. Что интересно — организм женщины каким-то образом сам очистился от болезни… Кстати, в церкви на стойке найден большой, старый, пыльный, ещё довоенных времен, телефонный справочник.
Чарли улыбнулся.
— Наверно, бедный Мани до сих пор считает, что это какая-то святая книга… Как думаешь, Джей, сколько понадобиться времени для выведения радиации из его организма?
— Ну,.. Доза очень большая… Думаю, что как минимум год.
— А как остальные?
— Им повезло больше… Думаю, что месяцев через четыре-пять уже практически все будут чисты. Затем, ещё не больше года на обучение и они станут нормальными людьми. Конечно, если бы они соблюдали правила гигиены и не принимали эти свои дикие радиоактивные ванны, всё было бы намного легче исправить…
— Кстати, наркоз прошёл? Потерь при взятии не было?
— Ни с той, ни с другой стороны, потерь не было.
— Замечательно. Спасибо, Джей. Ты можешь идти, а я ещё останусь…
Бедный Мани! Бедный Манфред! Бедный дедушка Манфри… Ты долго мучался, но твоим мучениям пришел конец…
…