Когда солнце скрылось за чертой, разделяющей небо и землю, она вернулась домой. «Что-то случилось», — прочитал он на ее лице. Все хорошее настроение, накопленное за день, исчезло, и Иван почувствовал, что ему становится тоже грустно.
— Что-то случилось?
— Да нет. Ничего. Я просто устала.
«Просто устала! Просто так ничего не бывает. К тому же, сразу видно, что кроме усталости здесь есть еще что-то». Что именно — предстояло узнать. Иван даже и представить себе не мог, что он узнает, и что будет буквально через десять минут. Десять минут. Секунда по сравнению с веками, мгновение по сравнению с вечностью… Она пошла переодеваться, к себе в комнату. Он последовал за ней.
— А почему устала? — мягким, добрым, сочувствующим голосом спросил он.
— Я что должна перед тобой во всем отчитываться? — довольно грубо ответила она, гордо смотря ему прямо в глаза.
— Да нет, — смутился Иван, но сразу же собрался, — а что? Неужели все серьезно до такой степени, что ты не можешь спокойно объяснить мне, в чем дело?
— Ты просто это так сказал, как будто я перед тобой должна…
— Да о чем ты говоришь, дорогая, — он попытался ее обнять, но она его оттолкнула.
— Не надо.
— Ну, в чем дело?
— Я просто уже не могу так жить, — чуть повысила она голос. — Сколько можно! Опять этот придурок за стеной что-то сверлит! Уже десять часов ночи… — она стала говорить навзрыд. — Я так не могу и не хочу…
— Ну, что ты? Не волнуйся… Ну, хочешь я сейчас возьму свою бейсбольную биту, поднимусь к нему и сделаю так, что он уже некогда не будет сверлить… — попытался отшутиться Иван.
— Не надо. Твои шуточки здесь не уместны! — обиженно проговорила она. — И вообще. Имею я право хотя бы переодеться? Я пришла усталая, а мне ничего сделать не дают спокойно…
Он вышел. «Да. Что-то будет… Что-то будет…». Из комнаты раздавались звуки хлопающих дверей шкафов и падающих предметов. Через три минуты она вышла с чемоданом в руке.
— Что это означает? — удивился Иван
— Я ухожу.
— Куда? Зачем? Почему?
— Меня никто не понимает в этом доме.
— Но…
— Без всяких но, — она перешла в прихожую.
— …Я просто хотел сказать, — пытался продолжить он, что было достаточно сложно, так как мысли не клеились. Он хотел сказать…- что…, — вспомнил, — чтобы понять человека и помочь ему другой человек должен хотя бы иметь представление о том, что происходит…
— Ничего не происходит. Забудь об этом…
— Но, дорогая. Объясни мне, идиоту, хотя бы, почему ты уходишь.
— Не важно, — выдавила из себя она и надела сапоги.
— Как это не важно? Все что касается тебя для меня очень важно, потому что я тебя люблю, — она надела пальто.
— Все. Пока, — она вышла, хлопнув дверью, оставив его стоять посреди пустой без нее квартиры, непонимающе смотрящего на дверь.
«Может, я что-то сказал или сделал не так? — размышлял он. — С чего все началось? я что-то, наверно упустил… Так. Она вошла. Была грустна и не хотела ничего рассказывать…»
Вдруг, дверь открылась. Она вошла со сверкающими от слез щеками и красными глазками (тушь потекла) и сразу же бросилась к нему. Иван обнял ее.
— Ты у меня единственный, — всхлипывая, произносила она. — Прости меня…
— Да о чем ты говоришь, солнышко? За что? Что ты!? Тс-с-с, милая моя. Все пройдет. Все будет хорошо, — нашептывал он.
— Не будет…
— Ну, зачем ты так говоришь? С чего ты это взяла?…
Они стояли обнявшись. Иван нежно гладил ее по спине левой рукой, правой придерживая за лопатку, целуя ее волосы, лобик, успевая еще и нашептывать ласковые, утешающие слова на ушко. До истечения десяти минут оставалась одна.