После вчерашнего у Костика гудела голова. Именно гудела. Больно не было — было шумно. Слава богу, это для него было не в новинку, и он уже знал тысячу и один рецепт опохмела. И у него в холодильнике как минимум, было пять или шесть средств для избавления от неприятных ощущений. Первое не подходило, так как из-за него надо было бы завтра опять опохмеляться. Второе — почти то же самое, что и первое. Третьим был кефир. На организм Костика он действовал моментально и оживляюще. В принципе, можно было бы воспользоваться классическим четвёртым — огуречным рассолом в трёхлитровой банке. Или, в крайнем случае, пятым — рассолом капустным. Но Костик сегодня решил остановиться на том, что больше всего любил его организм — на кефире. Решил он это еще, будучи укрывшимся с головой одеялом.
Раскрылся, опустил ноги и посидел, опустив голову. Встал и, придерживая лоб рукой (как будто, чтоб не упал), направился к холодильнику. Открыл дверцу и замер от неожиданности. Дело в том, что рядом с кефиром стояла купленная вчера пачка молока, и похожи они были друг на друга как две капли воды — только раскраска была разной. Проблема же в данный момент заключалась в том, что Костик не мог прочитать надписи на пачках. То есть эти самые надписи он видел очень чётко, да вот только не мог понять на каком это языке. Сделав скидку на утро после вчерашнего, Костик понюхал содержимое обеих пачек и пригубил ту, которая пахла кефиром. Затем последовала процедура лечения головы и тела.
Держа пачку в правой руке и периодически прикладываясь к ней, Костик, шаркая тапками, направился в комнату к телевизору. Включил, но тот ничего не захотел показывать (по-видимому, профилактика технических средств… в среду… странно). Выключил. Допил кефир. Забросил в желудок пару бутербродов, оставшихся со вчерашней вечеринки… Что у нас сегодня по плану?.. Какой-то праздник в центре?.. Опять гулять?.. Эх, опять гулять! Делать нечего!
Оделся в цветастую рубашку, бежевые штаны и светлые кроссовки «Грибок». Вышел на улицу, поморщился на солнце, сделал несколько глубоких вдохов и направился к центру.
Что-то сегодня было не так. Люди как-то выглядели по-другому. Надписи развесили по городу на каком-то незнакомом языке… Всё не так. Иностранцев понаехало. Наверно, не только у Костика вчера была большая вечеринка. Идя по солнечной улице в сторону метро, Костик заметил своего друга.
— Серый! Серёга! Привет, как дела?! Как ты после вчерашнего?
Тот немного отшатнулся от Костика и, сделав большие глаза, залепетал что-то не по-русски:
— Kostja, sinun taurhi linurantiu kauri?
— Вау, Серый! Это ты сейчас по-каковски выдал?
Сергей замотал головой и зашевелил руками перед грудью, приговаривая:
— Ei understia, ei understia. Parliunto Kirujalto!
— Ладно, кончай, Серый. Это, конечно, смешно, но начинает надоедать. К тому же у меня башка гудит после вчерашнего. Интересно, что сейчас со Стасом, а?!
Сергей в ответ только безразлично пролепетал:
— Launa Stas. Ei mauri kon tiro de capo. Parliunto Kirujalto!
— Чего, по-русски разучился говорить, что ли?.. — ухмыльнулся Костик.
— Kutan liu? — вопросительно, без малейшего притворства, посмотрел на него Сергей.
Костик взглянул в ответ внимательно на Сергея и убедился в том, что тот не прикалывается и не пьян.
— Может, тебя к доктору сводить?.. — заботливо спросил Костик. Серый хлопал глазами.
— Подожди-ка, подожди-ка… Ты чего, серьёзно меня не понимаешь? Ну, не может же так быть, чтоб ты вообще меня не понимал?.. Ладно. «Водка» понимаешь?
У Сергея загорелись глаза, и он закивал, приговаривая:
— Vodkas, vodkas!..
— Значит, «Водку» ты понимаешь, а всё остальное не понимаешь, а?.. Как это так?..
— Ei understia, — опять озабоченно и несколько расстроено проговорил Сергей и замотал головой.
Так они ещё долго стояли, взбрасывали руками, меняли интонации и подбирали слова, пытаясь понять друг друга, пока, в конце концов, не обнаружили, что ещё прекрасно понимают «Мани-Хани», название клуба, где до этого проводили много времени… Туда и направились, по дороге продолжая налаживать контакт.
Метро сегодня тоже было каким-то странным. Остановки объявлялись на непонятном языке, перед закрытием дверей раздавалось «хлопцы, гэть!», а на самих дверях вместо привычного «Не прислоняться» была написана какая-то белиберда из разряда «Не замать». Слава богу, это-то Костик ещё мог прочитать и более менее понять, но всё остальное… Создавалось впечатление, будто в город приехали какие-то очень высокопоставленные гости-иностранцы, и специально для них везде всё переделали, перекрасили, переписали и переучили.
Что Костик, что Сергей — оба крутили головами и пытались вникнуть в написанное на рекламных щитах. Кажется, они были такие не одни. Многие люди вокруг тоже выглядели ошарашено и говорили при этом каждый на своём каком-то непонятном остальным языке.
— Что-то здесь не так, — смекнул вслух Костик. Сергей чуть склонился к нему, как бы показывая, что не расслышал. Костик прокричал, заглушая движение поезда:
— Не так, говорю, тут что-то, понимаешь?..
Сергей обреченно отодвинулся от Костика и пролепетал:
— Ei understia, Kostja. Parliunto Kirujalto!
А затем с небольшим возмущением добавил:
— Sita pauli ka monno!
— Ну, что ты ещё возмущаешься-то! Думаешь, меня это не возмущает! «Ka monno», понимаешь! — С брезгливостью кинул в Сергея Костик, а затем даже немного обиделся и отвернулся.
И только тогда он увидел плакат на родном, понятном ему языке. Плакат был озаглавлен «Вавилонский день» и содержал информацию религиозного характера. Такие плакаты висели уже несколько дней, но он не обращал на них до того никакого внимания. Да и кто же будет вчитываться в текст большого объёма, написанный мелким шрифтом на рекламном плакате. Только человек, который соскучился по чтению на родном языке. Именно таким человеком Костик и стал… Он читал:
«…И вот однажды в городе Вавилоне захотели они построить огромную башню, чтобы по ней можно было подняться в небо и стать даже выше самого Ягве.
— Пускай знают все! — кричали они — Мы — лучшие в мире! А скоро и сами станем как боги!
Долго терпел это Ягве, но однажды не выдержал и смешал языки людей так, что люди перестали друг друга понимать…
Люди! Оглянитесь! Мы строим свою башню. Мы строим общественную и политическую башню. И видит всевышний, что возгордились мы, строящие её, и приравняли себя богам в своих же глазах. Скоро все языки смешаются, дабы остановить проклятое строительство. Близок тот день. Готовьтесь! Ибо потеряете вы контакт со всеми своими родными и близкими, но обретёте близость с собой подобными, стоящими вас и достойными вас, сообразно вашим же грехам…»
Этот плакат не произвел никакого впечатления на Костика. Точнее, не произвёл никакого положительного. Он уже привык отфильтровывать всю рекламную мишуру и попытки воздействовать на него где-то внутри своей головы, так что эта информация фильтр не прошла.
Однако что-то странное действительно было во всём этом. И Сергей, говорящий на непонятном языке, и надписи кругом… Ехали они молча, и каждый думал о чём-то своём, впрочем мысли эти, скорее всего как раз таки были похожи.
Вышли они на станции «Шалом площа», которая раньше называлась «Сенная площадь», узнав её только лишь по внутреннему интерьеру…
На выходе из эскалатора Костику бросился в глаза плакат на русском языке, который держал высокий человек в сером костюме, чёрном плаще и синей обтягивающей шапочке, с простыми, незапоминающимися чертами лица. На плакате было написано «Это результат упадка общества. Наслаждайтесь!». Костик подошёл к нему и заговорил:
— Что упадок общества?
— А! Ещё один, говорящий по-ситонски! Это, друг мой, это всё вот… вокруг нас — результат упадка общества. Я это ещё заметил в далёкий двухтысячный год… По шоколадным яйцам…
— По каким ещё таким яйцам?
— Ну, эти, с игрушками всякими внутри…
— А! Киндеры? Так и при чём здесь упадок общества и вся эта неразбериха?
— Как же ты не понимаешь?! — с досадой в голосе воскликнул незнакомец и даже руками дёрнул. — Я их покупал ещё с момента появления у нас в продаже. В трудные времена по два — три в месяц, когда с деньгами было полегче — два — три в неделю.
— Ну, и?
— Как же ты не понимаешь?! Игрушки! Вначале они были сложными, сборными и оригинальными… Потом появились серии со всякими коллекционными, несборными статуэтками бегемотов и крокодилов. Я уже тогда почувствовал неладное… Не помню, правда, в каком году… Дальше было только хуже. Меньше сборных, больше простых и не оригинальных. И вот, видишь, к чему это всё привело?! Народ пытаются отуплять ещё с пелёнок! Нашу жизнь стараются упростить до максимума. И это смешение языков — ни что иное, как один из ходов. Нас хотят разделить и сделать из нас послушных зомби. Что будет дальше?! Война?..
Костик, кажется, не воспринял рассказ незнакомца и, извинившись, направился вместе с Сергеем в «Мани-Хани».
Однако, до «Мани-Хани» им сегодня, судя по всему, не суждено было добраться, так как, выходя уже из самого метро, Костик обратил внимание на огромный экран, по которому что-то с доверием в голосе передавал человек с простыми, незапоминающимися чертами лица. Когда он закончил свою речь на непонятном Костику языке, то перешёл на понятный.
— Сегодня день траура, — говорил человек. — Сегодня наше священное общество, вся наша нерушимая и неделимая страна раскололась на десятки языковых групп. Это происки наших врагов, которые пытаются разобщить нашу страну, нашу непобедимую нацию. «Не получится!» — вот, что я хочу им сказать! И от имени всего народа, я хочу им передать: это вам просто так с рук не сойдёт!
Внизу экрана всё это время красовалась надпись: «Те, кто понимают слова президента и могут прочитать эти строки, с этого дня должны называться «ситонцами» и говорят по-ситонски. Не забудьте зарегистрироваться в ближайшем регистрационном отделении».
«Ну, приехали!» — подумал Костик. «Опять отстаивать очереди, фотографироваться, получать паспорт… Чёрт бы их всех подрал! Да пошли они все!»
Как раз в этот момент, скользящий по домам и дороге раздосадованный взгляд Костика, наткнулся на палатку с вывеской на разных языках, в том числе и на ситонском. Надпись гласила «Регистрационное отделение». Не успел Костик опомниться, как его подхватили под локти, и какой-то голос прямо над ухом проговорил: «Майна харри!». Костик решил не сопротивляться, когда увидел, что человек одет в форму, похожую на милицейскую. Его подвели к палатке и поставили в очередь таких же ошарашенных людей. Пока он стоял в очереди, к палатке успели подвести ещё несколько человек. Сергей куда-то исчез — судя по всему, его поставили в другую очередь. Прошло несколько спокойных, но страшноватых минут, когда в очередь привели какого-то недовольного мужчину. Как только его поставили, он вскрикнул «Вы не имеете право!» и дернулся, было из очереди, однако его легонько огрели по голове дубинкой и поставили на место. Тот успокоился.
«Опаньки! Так. Не буйствуем, не ругаемся!» — дал сам себе установку Костик.
Когда до него дошла очередь, его несколько удивило то, что у людей в палатках уже были приготовлены бланки на разных языках, и они работали на каких-то современных компьютерах. Один из них достаточно спокойно спросил что-то на непонятном языке.
— Что-что? — переспросил Костик, и человек мгновенно переключился на ситонский:
— Фамилия?
— Развалин.
— Имя?
— Костик. То есть Константин.
— Отчество?
— Александрович.
— Год рождения?
Человек словно превосходно настроенная машина, задавал безучастным голосом вопрос за вопросом, и что-то писал на компьютере. Костик отвечал.
— Пройдите к синиму тенту.
Костик увидел синий тент слева от столика и послушно направился к нему.
«Что за чертовщина творится?! Что могло произойти всего-то за один день? Ничего же просто так не случается! Будь проклят этот день и будь проклята эта идиотская страна, в которой о том, что такое «свобода» никогда и не знали!»
Костик шёл за толстыми чёрными проводами, ползущими к тенту словно змеи. Никаких дверей — лишь небольшой полог. Внутри было прохладно, но светло. Стояло оборудование для фотосъёмки. Уже несколько человек стояло в очереди, но все они молчали: кто с видимым страхом, кто с невидимым, кто с переживаниями, а кто уже наслаждаясь… Костик встал за девушкой со светлыми волосами до плеч.
— Вы последняя?
Она повернулась, и образ её мгновенно впился в его сердце.
— Угу, — она кивнула.
— А… Вы говорите по-ситонски?
— Угу, — она кивнула ещё раз.
— Меня Костя зовут.
— Маша.
— Очень приятно.
Она улыбнулась.
— А Вы не знаете, что происходит? — попытался поддержать разговор Костик, хотя уже потерял всякий интерес к окружающей его действительности.
— Да… Нам сейчас выдадут документы и распределят на рабочие места. Все, кто говорит по-уинейски, будут работать менеджерами в различных компаниях. Все, кто говорит по-алийски, будут работать рабочими на фабриках и заводах. Все, кто говорит по-ситонски, будут работать в сфере услуг поварами, официантами и так далее. Я всегда мечтала стать поваром, а Вы?
— Очень, — улыбнулся Костя и неожиданно для себя подумал: «как же всё-таки хорошо всё случилось само собой! Будь благословенен тот день, когда языки наши перемешались! Теперь-то и начнётся настоящая жизнь! Теперь всё в этом мире будет хорошо! Вот она — «Свобода»!».