I
Туман заполнил все. Своим тяжелым, густым телом он осел на траву, крыши и деревья. Не было видно ничего уже в радиусе десяти шагов. Давно такого не было. Сейчас, наверно, трава зеленая поблескивает своими росинками. Росинки… Весь воздух пропах росой и травой… Пахло свежо. Где-то в другом углу или другом месте эхом откликался звон, похожий на колокольный. Вернее колокольчиков. Маленьких. Тихих… Это был звон чайной ложки о чашку…
Где-то рядом, чуть ли ни у самого носа, раздался шелест, очень быстро исчезнувший… Хотя, нет. Не шелест. Это он моргнул. Так громко… Лоб ломился изнутри, а глаза болели в районе верхних век. Или около бровей… Все горит, а по телу периодически пробегают холодные мурашки. Уши как будто забиты ватой, а глаза слипаются. Вернее, спать не хочется, а они прикрываются. Все расфокусированно, а для того, чтобы сконцентрировать на чем-либо взгляд, надо приложить огромные усилия, но из-за них голова начинает трещать еще сильнее… Он сидит и смотрит в окно.
— Ну, как ты? — спросила мама.
— Нормально. Только голова побаливает… Чуть-чуть…
— На вот. Выпей. Надо температуру сбить.
— Что это?
— Чай с клюквой.
Ложечка еще немного поболталась, затем вылезла и постучалась своей головой по стенке чашки. Красноватая, почти горячая жидкость, с кусочками мякоти каких-то ягод двигалась по часовой стрелке.
— Спасибо, — он взял чашку и прильнул губами к краю.
Чай с клюквой оказался очень теплым и странно-кисло-сладким. Он отпил еще. Тепло прошло по организму и прогрело до самых косточек. Мурашки стали появляться реже. Он допил, закрыл глаза и вытянул ноги…
Что-то его мучило. Это было ужасно. Это и такое большое, тошнотворное даже, и одновременно с этим, такое маленькое и противное. Это его чувства. Сон о чувствах. Бессюжетный сон. Стало противно и во рту, и в горле, но не от вкуса всего этого и не от запахов, а от того, какое это все… В ушах звенело и трещало, что-то вливалось через них вглубь мозга. Его выворачивало наизнанку. Он почувствовал, как его кто-то поднял, снял с него майку и, обтерев взмокшее тело полотенцем, надел другую. Голова упала на подушку и сознание сразу же вернулось к кошмарам… Одно налезало на другое и сжимало его, а то, в свою очередь, было до такой степени тонким, что могло налезать на другое и спокойно прижимать… Эти две противоборствующие стороны сливались в едином союзе и продолжали борьбу, взаимопоглащаясь… Непонятные звуки в ушах, перемешанные со звоном, мурашки, холод и жара… Пот. Его опять подняли. Опять сняли майку, протерли тело и, одев другую, уложили…
Он проснулся от того, что уже не мог больше спать. Все прошло и от прошедшей ночи осталась лишь усталость… Боже мой, как же я ненавижу такие сны… Сны о… Нет. Лучше не вспоминать…
— Доброе утро, — мама как раз зашла в комнату с градусником в руке. — Вот. Померь температуру.
Померил. 36 и 8. Все хорошо, тьфу-тьфу-тьфу. Значит не зря всю эту проклятую ночь боролся…
II
Когда ж это все, наконец, закончиться?… Он ни раз задавался этим вопросом, а в последние дни — и того чаще… Когда он заснул — все закончилось… Он умер бесславно, так и не достигнув чего-нибудь в своей никчемной жизни… Уже спустя двадцать лет, о нем никто не вспоминал. Никто уже не помнил человека из ниоткуда.